развития, Гапоненко решил остаться в
России.
Положение ИБР — это реальность,
внутри которой существует почти вся
российская наука. «В нашем институ-
те место мало, ни о каких полях мы
не можем говорить, — рассказывает
научный сотрудник группы геномики
растений Института общей генетики
РАН Алиса Вячеславова. —Прихо-
дится что-то изобретать, оборудовать
какие-то комнаты, теплицы на крыше.
И понятно, что речь идёт о небольших
делянках на 20 растений. Это даже не
те масштабы, которые необходимы
просто для статистической проверки».
Более крупный российский проект
— лаборатория модификации генома
растений «Биотрон». Учёные центра
работают с различными культурами,
от зерновых (пшеница) до овощных
(морковь, томат) и декоративных (гво-
здика и хризантема). Есть готовые
разработки, например, вирусоустой-
чивые плодовые культуры: сливы,
груши и персик.
Научные разработки заказывают
государственные учреждения: Мино-
брнауки, Минсельхоз, ФАНО. Затраты
на комплексное исследование скла-
дываются из нескольких составля-
ющих: «Необходимо получить само
трансгенное растение, его нужно вы-
растить в теплице или в поле, изучить
физиологические, морфологические
изменения, провести его молекуляр-
но-биологические исследования, ис-
следования на биобезопасность», —
говорит старший научный сотрудник
«Биотрона» Дмитрий Мирошниченко.
Это лишь малая часть издержек —
стоимость получения трансгенных
растений в лабораторных условиях
составляет лишь 5-10% от той суммы,
которую фирма должна потратить на
то, чтобы модифицированное расте-
ние дошло до поля. Остальные 90%
уходят на прохождение различных
экспертиз и процедур регулирования,
что в разы снижает коммерческую при-
влекательность даже самой успешной
разработки.
МАРКЕТИНГОВЫЙ
ЛОЗУНГ ИЛИ
ИНОПЛАНЕТНЫЙ ДАР?
Далеко не все опечалены закатом
российских биотехнологий. Один из
наиболее известных противников ген-
ной инженерии в нашей стране — до-
ктор биологических наук, специалист
по высшей нервной деятельности
Ирина Ермакова. Главный аргумент
учёной заключается в «отсутствии
адекватных исследований о влиянии
ГМО на животных» и распространении
ГМ-культур «в огромном количестве по
планете, что, естественно, сказалось
негативно на состоянии природной
среды, здоровье человека и живот-
ных». То, что общепринятых научных
доказательств опасности генной ин-
женерии не существует, объясняется
«сильным давлением на независимых
от учёных, которые обнаруживают не-
гативный эффект ГМО».
Идентичную позицию представ-
ляет другой известный борец с ГМО
— директор Общенациональной Ас-
социации генетической безопасности
(ОАГБ) Елена Шаройкина (по образо-
ванию Шаройкина — тележурналист,
но считает себя «самым красивым
российским экологом»). «Наша глав-
ная претензия — отсутствие всеобъ-
емлющих независимых научных дока-
зательств безопасности воздействия
ГМО на здоровье живых организмов
и окружающую среду в долгосрочной
перспективе. На сегодняшний день
положительные эффекты от примене-
ния методов генной инженерии оста-
ются лишь маркетинговыми лозунгами
производителей, которые не нашли
реального подтверждения на практи-
ке», — поясняет Шаройкина.
Противники ГМО активно ссыла-
ются на «научные подтверждения»
своих претензий к генной инженерии.
Ермакова, например, рассказала «Но-
вой» о списке из 1313 научных работ
об опасности ГМО, опубликованных в
рецензируемых научных журналах.
Но в научном сообществе крайне
скептически относятся к этим рабо-
там. Ни один из крупнейших между-
народных институтов — от Всемирной
организации здравоохранения до Ев-
ропейской комиссии и Академии наук
США — не нашёл доказательств того,
что ГМО представляют какую-либо
опасность для человека. «Все приво-
димые противниками ГМО свидетель-
ства совершенно несостоятельны, они
находятся на уровне веры в НЛО»,
— говорит профессор Сколтеха Кон-
стантин Северинов. Между этими
двумя аббревиатурами определенно
прослеживается некоторая связь. Так,
в одной из своих лекций Ермакова оз-
вучила гипотезу о том, что ГМО были
распространены инопланетной циви-
лизацией по секретному соглашению
с США.
ГМ-культур, которые на сегод-
няшний день разрешены к импорту,
в России меньше 10, и все они были
исследованы на грызунах в течение
нескольких поколений, говорит химик
Сергей Белков. «Их безопасность до-
казана и российскими организациями,
и, тем более, на международном уров-
не. Количество публикаций на эту тему
в любом биологическом институте
просто зашкаливает». То же самое ка-
сается и обвинений в «маркетинговых
лозунгах»: доказано, что химическая
нагрузка на поля с ГМО снижается
почти на 40%, а за счёт меньшего дав-
ления на окружающую среду на полях
увеличивается биоразнообразие.
Но меньше всего сомнений вызы-
вает вопрос об экономической це-
лесообразности ГМ-семян. Поля по
всему миру засеваются миллиардами
тон модифицированной сои и кукуру-
зы именно по той причине, что улуч-
шенные культуры приносят больше
денег, чем обычные сорта. Согласно
данным Международной службы по
применению агро-биотехнологий, за
последние 20 лет площадь под генно-
инженерными культурами увеличи-
лась более чем в 100 раз (до 179 млн
гектар). В таких странах, как США, око-
ло 90-99% некоторых выращиваемых
культур составляют ГМ-сорта.
Как раз в те дни, когда в России
принимался закон о запрете ГМО, 107
нобелевских лауреатов обратились
к «Гринпису» с призывом прекратить
кампанию против генной инженерии.
Однако попытки учёных завязать с
экологами дискуссию на эту тему
обычно ни к чему не приводят. «С
теми же экспертами «Гринпис» я бы с
радостью обсудил, например, влияет
ли пыльца ГМ-кукурузы на тех насеко-
мых, которые не являются «целевой
аудиторией», — говорит Михаил Гель-
фанд. — Судя по научным публика-
циям, все-таки нет, но теоретически
такая возможность существует. Но
вместо этого они с перекошенными
глазами говорят, что «мы все козле-
ночками станем» – а тут обсуждать
нечего. Что, вообще-то, очень обидно,
ведь по большей части вопросов я как
биолог с ними на одной стороне».
Благодаря изменениям в законо-
дательстве Россия стала передовой
страной в глазах различных анти-ГМО
движений. Ирина Ермакова и другие
активисты уверены, что запрет ком-
мерческой генной инженерии «спасёт
Россию от вымирания», поэтому
нужно и дальше двигаться в этом на-
правлении: «Считаю, что закон пока
достаточно мягкий, его нужно сделать
более жёстким и не допускать попада-
ние на наш рынок продуктов с ГМО».
Выпуск
№ 2(45) 2016 г.
37
